Новгородский девичий монастырь, «что на Синичьей горе». Славился строгостью нравов. Эта обитель была основана Новгородцами Ликиничами. «В каменной церкви апостолов Петра и Павла, сими же Новгородцами построенной в 1098 г., доныне существующей, почивают мощи преподобной Харитины. О времени кончины сей угодницы неизвестно, местная память ей творится 5-го октября. Есть предположение, что Харитина была Литовской княжною, обрученною с Русским князем Феодором, а по смерти его сделалась инокинею и спасалась в монастыре.[В "Христианстве" есть год смерти Харитины: 1281 г. Полное имя святой следующее: Харитина Литовская, Новгородская, княжна, игумения]». В этом монастыре любые разговоры о прошлом пресекались категорически...

Именно в этот монастырь была заточена и Марфа Посадница, вдова новгородского посадника Исаака Борецкого. Марфа возглавила после него антимосковскую партию новгородского боярства. Отстаивала независимость Новгорода.... и была взята под стражу, впоследствии насильно пострижена в монахини и заключена в этот монастырь самого строгого режима.

 Правая рука Бенардаки, директор Сормовских заводов, Главный инженер и Главный технический эксперт его предприятий, молодой ученый, уже имеющий европейскую известность, лауреат Демидовской премии Российской академии наук, личный дворянин (на личное дворянство, по тем временам, давало ему право звание майора), Алексей Иванович Узатис наверняка был принят в семье запросто. Молодой, обаятельный воспитанник элитного Корпуса горных инженеров, где учили не только техническим наукам (в программу обучения входило фехтование и танцы), бывавший за границей - он был хорошей партией даже для дочери своего патрона. И, конечно, вскоре после того, как возглавил Сормовские заводы, стал зятем Бенардаки. Почему именно Людмила? А кто же еще - ведь есть исторический факт - Узатис был зятем Бенардаки, остальные дочери Бенардаки стали титулованными дворянками, разводы же тогда были ужасной проблемой. Кроме того, ну, пожалуй, еще есть маленькая вероятность развестись, имея одного ребенка. Но чтоб троих - это вряд ли... Итак, они поженились. Узатис получил приданное согласно контракту, наверно стал и акционером в компании с Бенардаки. В Нижнем Новгороде родился сын, которого назвали Алексеем. Имя сыну выбирает, как правило, жена. Если сына называет именем отца - значит, этого отца она любит. Кроме того, в статье журналиста Валерия ЯРХО, написанной специально для газеты «Совершенно секретно» под названием «Жизнь и преступление капитана Алексея Узатиса», которую я приведу ниже, упоминаются и братья Алексея - Константин и Николай. Оба названы по именам сыновей Бенардаки и братьев жены Узатиса - старшего брата Константина (названного в честь родного брата Д.Е.Бенардаки) и следующего по возрасту - Николая. Согласитесь, таких совпадений просто не бывает! Итак, у супругов Узатис было три сына.

Но что же произошло потом? Что заставило Людмилу Бенардаки - Узатис, дочь миллионера и сестру титулованных дворянок из лучших родов Европы, любящую жену и мать троих детей уйти в монастырь с самым строгим уставом? Что за причина и был ли какой-то «Карла Черномор»? Или что? Но увы - пока толстые стены обители хранят эту тайну....

Почему Д.Е.Бенардаки в завещании называет дочь свою «девица Людмила»? Наверное, дело в том, что при принятии иноческого чина, чтобы окончательно «порвать связь с мирским», инокиням давали новые имена. Наверняка, когда постриглась в монашки, получила новое имя и Людмила. А, если Вы обратили внимание, Бенардаки был прихожанином не классической русской православной церкви. Духовник его упомянут в завещании, это «духовный его отец Настоятель Греческой Польской Церкви в С.Петербурге Архимандрит Неодоит». Поэтому и назвал Дмитрий Егорович в своем завещании дочку крестильным именем. А девица - ну, она же в девичьем монастыре, связи с семьей порвала. Вот и вся загадка. А теперь представьте, каково было Узатису после ухода жены в монастырь....

В пользу этой моей версии работает и то, что Узатис ушел с поста директора Сормовских заводов именно в год смерти Бенардаки, в 1870 году. Дмитрий Егорович понимал, что с потерей такого администратора и технического специалиста, каким стал Узатис, завод может потерять часть заказов, замедлится темп его развития и, соответственно, уменьшится доходность. Однако его наследники, братья и сестры разведенной с ним Людмилы (или, что наиболее вероятно, Елизаветы), с этим не посчитались - очевидно, так и не смогли и не хотели ему чего-то простить, наверняка предложили сразу же уйти с директорского поста... Красивая версия, правда? И довольно логичная. Такой вот, наверное, могла быть бы история женитьбы Узатиса на дочери Бенардаки и их развода, однако есть небольшое «но» - Людмила, по некоторым сведениям, была инвалидом с детства, хорошей партии сделать не могла и умненькая девочка предпочла монастырь.

 А вот о дочери Д.Е. Бенардаки - графине Перхенштрейн Елизавете Дмитриевне неизвестно почти ничего, кроме записи в «Списке пайщиков Верхне-Амурской золотопромышленной компании», где ей принадлежит 11 % капитала - 224 килограмма 158 грамм золота в год! Конечно, даже глядя на фамилию, приходит в голову приставка «фон», - что-то заведомо прибалтийско-прусско-немецкое. Однако нет ничего, кроме фантазий... В общем, история с этой графиней точно та же, что и у А.И.Узатиса - историкам пока не удалось найти ни одного ее портрета. Про нее не осталось никаких документов. И здесь, словно некий невидимый, неощутимый вихрь пронесся, уничтожив почти все, что связано и с ее памятью. Вот это то больше всего и убеждает, что именно она то, Елизавета Дмитриевна Бенардаки и была женой А.И.Узатиса. Потом, очевидно, и появился этот самый «Карла Черномор», он же бравый офицер, к тому же молодой, граф Перхенштейн, увез красавицу на Кавказ от мужа и троих детей и погиб там, а она осталась вдовой. Это не совсем уж такая невероятная по тем временам история - подобную описал в своем романе «Анна Каренина» Лев Николаевич Толстой. Очевидно, и с документальными свидетельствами о жизни Елизаветы Дмитриевны связана та же загадка, что и с фамилией Узатис - я постараюсь это рассказать, изложив свою версию ближе к концу книги.

Для начала позвольте процитировать немного из книги Б.Л.Васильева «Скобелев. Есть только миг». (Курсив - мой). Итак, Часть третья, Глава первая: «Через две недели после парада в Сан-Стефано в Болгарию приехала мать Михаила Дмитриевича Ольга Николаевна, которую Скобелев любил и почитал едва ли не больше отца. Шумные попойки с кокотками пришлось перенести в более укромное место, но это была единственная жертва, принесенная Михаилом Дмитриевичем. Корпус и подготовка военизированных болгарских дружин продолжали занимать все его рабочее время.

Вполне естественно, что эти занятия не являлись тайной ни для турецкого, ни тем паче для русского правительства. Турки были бессильны пресечь эту формально кое-как прикрытую общественной деятельностью подготовку тайной армии, а русские власти пресекать ее и не собирались, поскольку иметь добрую сотню тысяч хорошо обученных боевых союзников было весьма выгодно для всей будущей русской политики на Балканах. Мало того, командование русской армии не препятствовало и просьбам своих офицеров отпускать их в официально создаваемые вооруженные силы Болгарского княжества в качестве инструкторов и советников, а потому и бурной деятельности Михаила Дмитриевича никто до поры так же не препятствовал.

..... «- В Смольном моей лучшей подругой была Елизавета Узатис. Лизонька Узатис, дочь армейского поручика (гвардейского, однако..), как и я. Наверно поэтому мы с нею так сблизились тогда, в институте. Потом обе вышли замуж, я жила в Петербурге и нашем Спасском, а она с мужем - на Кавказе. Муж (граф Перхенштейн, очевидно, то бишь второй муж. А.И.Узатис был в то время директором Сормовского завода..) ее погиб в стычке с горцами, оставив ей единственного (????!) сына и очень скромный пенсион (позвольте не поверить - «скромный пансион» Елизаветы Дмитриевны имевшей 11 паев в Верхне-Амурской золотопромышленной компании, составил за 1 год 224 килограмма 158 грамм золота - без малого четверть тонны!) .... Узнав откуда-то, что я собираюсь в Болгарию, она приехала издалека с единственной слезной просьбой...

Ольга Николаевна рассказывала как-то неохотно, словно превозмогая себя, а потом и вовсе неожиданно замолчала.

- Какова же просьба, матушка? - спросил Скобелев, уже все поняв.

- Она просила... Это же ее единственное дитя, Миша, пойми ее беспокойство. 152

- Я - тоже единственный сын.

- У тебя есть сестры, а у Лизоньки, кроме сына Николая, никого нет. (А, может быть, Алексея? А как быть с его братьями, Константином и Николаем?)

Никого решительно, понимаешь?

- Понимаю, - вздохнул Михаил Дмитриевич: он терпеть не мог всякого рода протекций. - Ее сын в каком чине?

- Подпоручик.

- Млынову пришлось уехать в Россию, и я взял личным адъютантом Баранова. Однако имею возможность предложить сыну твоей подруги место ординарца при мне. Напиши, что он должен приехать в Болгарию возможно быстрее»...

Этот разговор матери с сыном, учитывая корпоративную солидарность смолянок, более чем вероятен, поэтому - немного о воспитанницах «Смольного». Писательница Александра Ивановна Соколова, широко известная до революции под псевдонимом Синее Домино, написала книгу "Воспоминания смолянки" - интереснейший образец мемуаристики. Вот как она пишет о жизни смолянок:

«Привезли меня семилетней девочкой в Петербург и отдали в "Смольный", или, как тогда еще называли это воспитательное заведение, Смольный монастырь... Да! "Воспитательное Общество Благородных Девиц" было основано (еще в молодости Екатерины II) при Воскресенском Смольном женском монастыре!

 «...Состав институток был самый разнообразный... Тут были и дочери богатейших степных помещиков, и рядом с этими румяными продуктами российского чернозема - бледные, анемичные аристократки из самого

Петербурга, навещаемые великосветскими маменьками и братьями-кавалергардами; тут же и чопорные отпрыски остзейских баронов, и очаровательные девочки из семей польских магнатов (потом всю жизнь они будут метаться между восторженным обожанием августейшей российской фамилии и горячей любовью к своей подневольной родине), и зачисленная на казенный кошт диковато застенчивая девочка из Новгород-Северского уезда Черниговской губернии - из семьи вконец обедневшего однодворца-дворянина, предки которого, однако, были записаны в "столбовую книгу" самых знатных людей еще допетровской Руси.

Впрочем, в этом заведении "Для благородных"... воспитанницы должны были забыть о знатности и титулах своих родителей на все время своего учения, равно как и о различиях среди одноклассниц в одежде (понятие о классе включало в себя и его неизмененный в течение девяти лет состав, и - класс как одна из трех ступеней (по три года в каждом) нашего пребывания в Институте). Одинаковыми у одноклассниц были даже прически. Так, "меньшой" класс должен был обязательно завивать волосы, средний - заплетать их в косы, подкладываемые густыми бантами из лент, а старший, или так называемый "белый" класс, нося обязательно высокие черепаховые гребенки, причесывался "по-большому", в одну косу, спуская ее, согласно воцарившейся тогда моде, особенно низко...

Класс независимо от его "временного" названия делился на группы по воспитанию ("дортуары" - каждая группа спала в своей комнате и была в течение всех девяти лет неизменна по своему составу; в нашем классе было десять дортуаров) и на отделения по степени своих познаний (по успеваемости). Здесь мы поступали в ведение учителей (учительницы полагались только для музыки и рукоделия).

Учителя (одни и те же во все девять лет) занимались с нами, углубляя по мере наших возрастных и индивидуальных возможностей наши знания по преподаваемым ими предметам; нянечки (их нанимали из числа выпускниц "Воспитательного дома для сирот из народа"); пепиньерки - в качестве младших воспитательниц (эти спали в дортуарах вместе с нами), классные дамы (их работа по воспитанию считалась особенно ответственной), и тем более классная инспектриса (самое важное в каждом классе лицо) - все оставались с нами на все время нашего пребывания в Институте. Так что, повторяю, менялись (в соответствии с переменами в нас самих) лишь возрастные обозначения класса, которые неофициально (об этом ниже) соответствовали определенным "цветовым различиям".

.... Каникул в нашем "институте-монастыре" не полагалось, и двери его, затворившиеся за еще совсем маленькой девочкой, отворялись уже перед взрослой девушкой.

 ....Здесь я хочу захватить своим повествованием особу, которая ко времени моего поступления в Институт, уже окончила его, но которая еще долго навещала нас, а впоследствии стала матерью героя, вошедшего в нашу отечественную историю, - Ольгу Полтавцеву... Высокая, стройная - помню ее однажды в легком белом платье и яркой пунцовой бархатной мантилье, накинутой на плечи, - она была совершенная красавица! Позднее, когда она была замужем за "вторым Скобелевым" (хотя именно его потом будут в армии называть "Скобелевым Старшим"), она, смеясь, жаловалась моей тетке на "Скобелева Первого" - знаменитого коменданта Петропавловской крепости и одновременно первого в России военного писателя. Скобелев Первый являл собою пример редкого в России восхождения от "солдата Кобелева" до возведенного в права "потомственного дворянина Скобелева", дослужившегося до высшего в армии (перед фельдмаршальским) звания. Теперь же, как рассказывала нам эта его сноха Ольга Николаевна (сама тогда по мужу еще далеко не генеральша), бурно занимаясь со своим юным внуком Дмитрием военным делом, генерал от инфантерии предрек, что тот весь путь к его званию пройдет в армии за вдвое короткий срок....

Не мог этот генерал и писатель, Скобелев Первый, даже и предположить, какое на самом деле высокое место в истории русской армии займет его внук! Как не мог он провидеть и трагическую судьбу матери этого исторического героя - нашей смолянки...»

В свое время жили супруги Узатис в центре Нижнего Новгорода. Как пишет доктор исторических наук, профессор А.В.Седов (Нижегородский край: факты, события, люди. Н.Новгород, 1997): «Нижегородско-Самарский земельный банк обосновался в Нижнею Новгороде с 1872 году. Сформировался как акционерный, его основной капитал образовался путем выпуска 8 тысяч акций по 250 рублей, распространенных среди учредителей. Среди них были такие известные организации и люди, как банкирский дом Санкт-Петербурга, князь Д.А.Оболенский, помещик Я.И.Дурнов, владельцы Сормовского завода братья Бенардаки.

Главная контора располагалась в Нижнем Новгороде. Сначала контора была на Большой Покровской улице в 157 доме директора Сормовского завода А.И.Узатиса, (современно здание театра кукол).»

Правда к этому времени, очевидно, в доме никого из семьи Узатисов уже не было. Дети поступили на учебу в Санкт-Петербургские учебные заведения. Затем уехавшая на Кавказ мать потихоньку переманила их поближе к себе. А Алексей Иванович уехал в Ташино, на свой завод, потом - в Санкт-Петербург.

страницы
 предыдущая |следующая