Великий сын земли Нижегородской
Страница 1 из 14
Великий сын земли Нижегородской : О П.И. Мельникове-Печерском : биобиблиографическое досье. - ЦРБ им. 1 Мая ; сост. зав. ИБО В.И. Полковникова. - Н.Новгород, 2007. - 31 с.
Павел Иванович
Мельников родился 25 октября 1818 года в семье начальника нижегородской
полицейской стражи. Псевдоним – «Андрей Печерский» он взял по названию
Печерской улицы, на которой жил в Нижнем Новгороде. Вся его жизнь,
начиная с ранних лет, была связана с Нижегородской губернией. С детства
он впитывал впечатления той природы и того быта, которые впоследствии
изобразил с таким мастерством в своих произведениях.
П.И. Мельников-Печерский.
Начало неоконченной автобиографии
(«В
1859 г. в «Художественном листке» Тима появилась биографическая заметка
о П.И. Мельникове. В рукописном отделе Императорской публичной
библиотеки хранится оригинал этой заметки. Он писан весь рукою П.И.
Мельникова и представляет, таким образом, автобиографию». Данная
автобиография печатается по Сборнику без воспроизведения черновых
вариантов, вычеркнутых самим Мельниковым.)
М. Еремин
Я родился в
Нижнем Новгороде 22 октября 1819 года, как сказывали мне, в самый
благовест к обедне, в деревянном доме деда моего Павла Петровича
Сергеева. Он еще цел, находится на углу Мартыновской и Тихоновской
улиц возле удельной конторы. Отец мой, капитан Иван Иванович,
служил тогда начальником жандармской команды, не имевшей впрочем
тогда того значения, которое получила восемь лет спустя; тогда
это была конная полицейская стража. Мать моя, Анна Павловна, была
второю дочерью Сергеева. Я родился первенцем.
Род наш
довольно старый, хотя его и нет не только в Бархатной книге, но и в
разрядах. По преданию, предки наши вышли с Дону, где и до сих пор
существует фамилия Мельниковых. У меня был старинный образ
Спасителя, пропавший в Петербурге во время пожара 28 мая 1862 года
(когда Апраксин двор сгорел, министерство внутренних дел и часть
Троицкого переулка, в котором я жил). На нем была надпись, что
он пожалован царем Иваном Васильевичем Василию Мельникову, но кто
таков был этот Мельников, не знаю. В XVIII ст. Мельниковы небогатые
и незнатные дворяне служили в рейтарских полках иноземного строя.
В 1700 году,
как видно из "Обозрения поместных прав и обязанностей", составленного
Ивановым (Москва, 1836), шестеро Мельниковых имели недвижимые имения
с крестьянскими дворами. Но мой прадед Федор Васильевич Мельников,
живший в первой половине XVIII ст. и служивший тоже в рейтарах, не
имел офицерского чина и прожил наследственные имения. Сын его,
мой дед Иван Федорович, был секунд-майором, служил в морских
батальонах, а в конце царствования Екатерины - советником Пермского
наместнического правления. Был он еще молодым человеком,
когда приехал в Казанское наместничество, влюбился в одну
сельскую поповну, звали ее Лизаветой Ивановной, фамилию отца ее
не знаю, но брат ее Александр Иванович носил фамилию Псаломщикова и
долго служил в Казанском университете почти с самого его открытия в
канцелярии совета или университетском правлении. Поэтому, казалось
бы, и бабушка моя должна быть Псаломщикова, но ведь тогда в
духовенстве так велось, что отец носил одну фамилию, а сын другую,
родные братья имели разные фамилии. Фамилии даваемы были в
семинариях их ректорами или самими архиереями, иногда без всякой
нужды, а так, ради монашеской потехи.
У
дедушки было три сына: Василий, отец мой Иван, родившийся 25
сентября 1788 года в Казани (дедушка тогда служил поручиком в
Казанском адмиралтействе), Дмитрий и дочь Надежда, родившаяся в
Перми. Вскоре после рождения этой дочери он, из советников
наместнического правления перешедший на должность советника же
пермской гражданской палаты, бывши в Екатеринбурге, влюбился
в девятнадцатилетнюю
девушку Марью Степановну Федорову, дочь какого-то чиновника.
Вследствие того произошел раздор в семействе советника и кончился
тем, что бабушка Лизавета Ивановна уехала с детьми в Казань, а
дедушка в Екатеринбурге в Успенской церкви обвенчался с молоденькой
красавицей. Это было в 1796 году. За это он поплатился службою, которая
пошла было хорошо, ибо тридцатидвухлетних советников в
секунд-майорском чине тогда было очень немного. Его же родные в
Казани - Веригины вступились за его детей. Дошло до сведения
императрицы (перед самою ее кончиной) о браке его от живой жены,
дедушку отставили от службы, старшего его сына Василия Ивановича 12
лет определили в гвардию, откуда он попал в гатчинские войска и
при Павле Петровиче получил 200 душ в Ардатовском уезде
Нижегородской губернии (сельцо Миякуши, и теперь находящееся во
владении моих двоюродных братьев). Бабушка Лизавета Ивановна сошла с
ума и бедствовала с детьми в Казани. Ей помогали дальние
родственники ее мужа Веригины и некоторые богатые казанские
помещики: Родионовы, Бойховские и др. и, сколько мог, брат ее
Александр Иванович Псаломщиков.
Дедушка с
молодой женой уехал в Петербург. Он жил там в приходе
Владимирской церкви в Троицком переулке, где лет через 60 после
того я долго жил. Жил весело с приятелями коллежскими асессорами
Пименовым и Маркеловым Никифором Семеновичем. Дедушка имел состояние
порядочное и жил открыто в Петербурге, когда семья его
бедствовала в Казани. Со старшим сыном, бывшим в Гатчине, он почти
не видался. Еще в Пермской губернии в июле 1796 года, когда он был
советником гражданской палаты, подвернулся ему лейб-гвардии
Преображенского полка сержант Онуфрий Андреевич Гедеонов, молодой
и богатый человек, очень полюбившийся дедушке. В июле 1796 года он
дал Гедеонову 12 000 руб. ассигнациями - деньги по тому
времени значительные - под залог деревни Сосновки. Были у дедушки в
долгах немалые деньги и на других лицах.
В 1799 году
дедушка Иван Федорович умер на сороковом году от рождения. Перед
смертью 28 августа 1798 года он написал духовное завещание,
засвидетельствованное его приятелями Пименовым и Маркеловым,
подписались и духовники: дедушкин - священник Владимирской церкви,
священник Иван Федоров и его жены - Петропавловского крепостного
собора протоиерей Василий Алексеев. Зачем последний - неизвестно. В
завещании было сказано: "даю сие завещание законной (?) жене моей
второго брака Марье Степановне, дочери Мельниковой, урожденной
Федоровой, в том, что по усердию моему к ней и на случай кончины
жизни моей завещаю ей во владение имение наше как то: дворовых
людей, разные вещи и наличные деньги, сколько оных за уплатою
нажитых нами долгов оставаться будет, равным образом оставляю
ей и взыскание по искам моим и производящимся в судебных местах
делам долговые на разных людях деньги и купленные и заложенные мне
лейб-гвардии сержантом Гедеоновым и, наконец, сманенных им
дворовых людей, поелику все сие приобретено мною из полученного
за нею в приданое имения и за прожитием вместе с ней оставшееся,
которое все без остатка ей собственно и принадлежит, а не
детям моим от первой моей жены рожденным, которым ни до чего
вышеписанного не касаться и никакого ей, Марье Степановой дочери, чрез
то беспокойство не делать".
Таким образом
все имение досталось второй, незаконной жене. Что оно приобретено
на приданные деньги Марьи Степановны - не справедливо, тут
дедушка, влюбленный до безумия в нее, маленько покривил душой.
Когда он умер, вдове Марье Степановне 1 сентября 1799 года из
комиссариатской экспедиции адмиралтейства выдан паспорт, как
законной жене его. Он за подписом обер-штер кригс-комиссара Берха,
с которым дедушка был дружен. Из копии ее паспорта видно, что Марья
Степановна в 1806 году 4 июля получила из кабинета Ею
Величества 75
рублей, а 15 февраля 1807 года в Андреевском соборе на Васильевском
острове священником Андреем Никитиным обвенчана петербургского
посада с мещанином Иваном Кузминым. Ей в то время было 32 года. Что
сталось после того с Марьей Степановной, не знаю.
У бабушки
Лизаветы Ивановны с детьми из родового имущества осталось лишь
несколько образов, в том числе пропавший у меня во время
петербургского пожара 1862 года, обручальное кольцо и серебряный
сервиз. Когда умер Иван Федорович Мельников, казанские родные его
стали хлопотать о наследстве в пользу его законных детей и об
определении на службу моего отца. Он по просьбе
восемнадцатилетнего своего брата Василия Ивановича, которого любил
император Павел Петрович, не в пример другим определен был
одиннадцати лет от роду лейб-гвардии в Семеновский полк
унтер-офицером (9 марта 1800 г.) и оставался при матери, а затем также
по ходатайству брата 1 января 1801 года был отставлен из военной
службы для определения к статским делам коллежским регистратором,
имея от роду только 12 лет. При Павле Петровиче это бывало не часто
для незнатных людей.
Брак дедушки с
Марьей Степановной признан был незаконным. Стали взыскивать
долги с Гедеонова, но в одном присутственном месте крысы, по
просьбе должника, выели из векселя со слова: "надцать тысяч" до
означения, в какой губернии и уезде находилась заложенная деревня
Сосновка, так что в векселе сохранились слова: "занял я (Гедеонов)
Пермского наместничества гражданской палаты у советника
секунд-майора Ивана Мельникова деньги государственными ассигнациями
две... округ в деревне Сосновке принадлежащую на мою часть" и т. д.
Безграмотные крысы выели хорошо, подьячие знали, где помаслить бумагу.
Гедеонов доказывал, что он занимал только двести рублей и что по
неозначению, где именно находится Сосновка, требовать эту деревню
наследникам Мельникова нельзя. Гедеоновы были богаты, Мельниковы бедны
и не получили с богатого ни копейки. Так водилось и водится. У Марьи
Степановны остались все родовые бумаги дедушки, кроме его патента
на чин капитана. От того при записке в родословную книгу род наш
попал не в шестую, а во вторую часть.